Отчет Берена - Часть 1

[nedthird]

В пост явно не влезает все сразу, потому буду выкладывать по частям.
Пока, ибо все уже заждались - 1 часть. Чуть позже допишу и выложу 2 часть. А может и 3 часть..
На ошибки текст просматривался только мельком, потому если что, сообщайте тихо на ушко, потом исправим.
Итак..

- А! Мы поняли кто ты! Ты великий человеческий сказочник!
(догадливые орки Берену)

Приключения — это сплошные неприятности,
только про них почему-то потом интересно вспоминать.
(Владислав Крапивин. "Дело о ртутной бомбе")

Ты тихо смеешься, Соловушка, моей забывчивости. Ты помнишь каждую каплю росы по утрам, каждую птичью песню.. А что людская память? Утекают детали, как вода между пальцами - не удержать. Утекают слова, остается лишь общий смысл. Но я расскажу тебе. Раньше было больно даже думать о произошедшем, не то что вспоминать мелочи. Но сейчас уже – можно.

Зажигай свечу и садись рядом. Не переживай, Диор не проснется от моего шепота, его сейчас баюкают иные голоса. Слушай же, Соловушка, что доселе не смел я никому поведать, и не суди строго за утерянное временем..

***
К осени дошел я до потаенного королевства государя Фелагунда. И, воистину, оно по праву зовется потаенным, ибо невозможно отыскать его, не ведая дороги. Что я оказался в пределах Королевства мне подсказали птицы, но точная дорога и им не была известна, хотя лишь немногое может укрыться от их зоркого взора. Так и я бродил среди лесов и скал, подобно отбившемуся от стада козлу. Но потерянных коз хотя бы ищет пастух, а меня некому было искать. Возможно, что меня заметили и за мной наблюдали, но что человек для перворожденных? Побродит между скал и уйдет.

Тогда поднял я над головой кольцо отца моего, которое даровал ему Государь, и начал ходить и звать. Сначала получалось не слишком складно, но через раз я приноровился и, уже не сбиваясь, горланил:

- Я Берен, сын Барахира, друга Фелагунда. Отведите меня к Королю!

Возможно, их заинтересовало необычное поведение дикого бродяги-человека, возможно, то, что этот бродяга кричал на синдарине и что именно он кричал, а, возможно, все это вместе, но мне почти сразу же дали знать о своем присутствии, пустив стрелу под ноги. Нет, мне не желали вреда, просто так привлекали внимание. Потом они вышли из-за деревьев. Знаешь, Соловушка, я диву даюсь, как искусно народ твой может растворяться среди лесов. Вроде только что не было никого, а нет, вот стоят и смотрят настороженно. Некоторое время они меня рассматривали, как диковинную неведомую зверушку, потом спросили кто я и что мне надо. Я повторил им то, что кричал до этого. Они переговорили друг с другом и кого-то позвали. К моей великой радости того, кто пришел на зов, я знал с времен последней Войны. Аннаэль меня тоже узнал, и мы крепко обнялись, к огромному удивлению остальных эльфов.

Так или иначе, но Аннаэль и один его соратник повели меня тайными тропами дальше, вглубь Королевства. Шли мы в основном ночами, не тревожа ни птиц, ни зверей. Уже под конец мне повязали глаза, а потом долго вели, то и дело петляя из стороны в сторону. Я подозреваю, что, чтобы сбить меня с толку, они вполне могли начать ходить кругами, но к чести сопровождающих должен заметить, что они вели меня так, что я не чувствовал неудобства из-за невозможности видеть. А кругами.. почему нет, в конце концов.

***
На третий день после моей встречи с эльфами, я предстал перед Фелагундом. Он узнал меня еще до того, как я открыл рот, чтобы уже раз в десятый повторить кто я и откуда. Меня сильно поразила легкая простота его одеяния. Но в скромности этой было величия больше, чем в расшитой каменьями и золотом роскоши отца твоего. Фелагунд провел меня к себе, и мы всю ночь говорили. Он слушал меня, не прерывая. Почтил память моего отца, Барахира, когда я рассказал о его гибели. Когда я начал рассказывать о тебе, Соловушка, он удивился:

- Лютиэн, дочь короля Тингола?

Возможно, в тот момент я испугался, Соловушка. Я испугался, что сейчас и это лицо – лицо моего Короля - исказит та же гримаса презрения, которой почтили меня в Менегроте, что последуют сотни и тысячи доводов, почему это все невозможно. Мой государь смог бы меня уговорить, смог бы объяснить, что я не прав, что в гордыне своей замахиваюсь на непомерное. И я, возможно, принял бы его доводы, склонил голову и подчинился, схоронив в сердце своем светлую память о тебе, Соловушка. И именно этого я и испугался. И я выпалил, срываясь на крик, то единственное, что я мог бы противопоставить всем разумным словам на свете.

- Но я люблю ее, Государь!

И тут же осекся. Мой возглас ранил Фелагунда больнее, чем это могли бы сделать все мечи врагов вместе взятые. Нет, он не вскрикнул, и даже не дернулся, но в его глазах в тот момент я увидел столько боли, что хотел упасть перед ним на колени, целовать его руки и просить прощения за то, что принес ему эту муку. Но Король словно и не видел меня. Знаешь, Соловушка, в тот момент он унесся от меня так далеко, что я не дозвался бы его ни криками, ни горнами. Через некоторое время, которое показалось мне вечностью, Государь очнулся от своих грез и как будто впервые посмотрел на меня. В его взоре было столько тепла и нежности, что по моим щекам невольно потекли слезы. Я снова рассказывал ему о нашей с тобой встрече, о гневе твоего отца, короля Тингола, и о страшной цене, назначенной за тебя, как за простой товар на рынке. Говорил я долго, а потом, скорее всего, уснул, опустошенный своим повествованием до предела, впервые за долгое время сняв с души тяжелый камень.

На следующий день Фелагунд говорил перед своим народом. Народ начал было проникаться идеями долга и верности, но тут выступили вперед два сына Феанора, те самые, с которыми мы потом так несчастливо встретились, Соловушка, и о которых ты мне рассказывала, и начали стращать всех присутствующих эльфов силой Врага и ужасом, который он насылает на захваченные земли. Мне тогда стало смешно, глядя на них. Нет, слова, может, и были верными, но не с той целью, с которой они говорились, и не с той подачей. Своими манерами и одеяниями они напоминали деревенских петухов, величественно выхаживающих перед очарованной толпой курочек. Петух прокукарекает что-то, а курицы ему восторженно вторят. Но только тогда было не до смеху. Наслушавшись этих петушиных речей, открыл народ Нарготронда сердца свои страху и отчаянию и отвернулся от Короля своего. Тот же, видя, что его в этот черный час покинули все, кто ранее клялся ему в верности, снял с головы серебряный венец и швырнул его себе под ноги.

***
Из самого крупного и богатого Королевства в землях Белерианда за своим Королем в поход отправилось всего десять добровольцев, до конца оставшихся верными своим клятвам. В этом есть какая-то черная ирония. Я вспоминаю, что и нас тогда осталось воевать с врагом только десять человек, не включая меня и моего отца, Барахира. До предательства Горлима, сын Ангрима продержались мы в лесах Дортониона около семи лет. Семь лет. Семь сыновей Феанора с их проклятьем. Три проклятых Камня. Мой государь был сыном третьего эльфийского короля в благословенном краю. Что-то я привязался к этим цифрам, Соловушка. Зря меня учили считать в детстве, все горе явно от ума идет - эти воспоминания приносят только боль, а сопоставление цифр встает теперь страшным оскалом рока.

Вышли мы из Нарготронда в начале осени. Сейчас же осень была в наивысшей точке своего расцвета: деревья вокруг пламенели, листья укрывали землю пестрыми коврами, а небо было чистым и густо голубым, такое небо можно встретить только осенью, а еще ранней весной, когда только-только начинают таять снега. Я примерно представлял, куда и как мы идем, но шел этим путем впервые. Это земли Дортониона и чуть южнее я изучил за десять лет, как свои пять пальцев. Ты смеешься, Соловушка? Да, снова у меня одни цифры.

Нас было двенадцать.

Государь, хотя он просил не называть его так, мол, какой он теперь государь, Эдрахиль, потом, к моей большой радости, Аннаэль, младший брат Эдрахиля, затем Динэдель и Инданир из Нарготронда, Тинвенион, который на совете умудрился поругаться со своим Лордом-Петухом-сыном Феанора и отправиться с нами, затем жених с невестой с непроизносимыми именами. Мне их имена даже перевели и объяснили, что и как, но это не помогло, язык отказался это произносить. Но сейчас попробую.. Звали их, Фириглад Нарбелет и Нарквэссэ Фионинкэ.

Да, в нашем отряде была дева. Она владела оружием наравне с другими, к этому я сначала не мог привыкнуть и сторонился ее. Ты снова смеешься. Нет, Соловушка, не потому и сторонился. Она показалась мне гордячкой. Или, возможно, это ее возмущенная фраза в первый же день похода:

- Эй, человек, осторожнее, ты водой обрызгаешь мне платье!

вызвала во мне такое отторжение. Но, в общем, первое время я старался при встречах обходить ее как можно дальше. Позже, в подземельях Тол-ин-Гаурхот я сильно раскаивался в этом своем отношении. Как будто этим зазря обидел ее и не успел извиниться.

Эдрахиль вел нас одному ему известными тропами, уводя все дальше и дальше на север.

***
Привал. Костер, сложенный так, что почти не дает дыма. Над костром жарится оленина. Я наблюдал за переговаривающимися эльфами, и меня раздирало два совершенно противоположных чувства. С одной стороны за ними было приятно наблюдать, за ними всегда приятно наблюдать. А с другой – я чувствовал себя с ними неловко. Как незваный бродяга пришедший на праздничный пир, хочет вжаться, врасти в стену, чтобы стать не заметным, не светить своими лохмотьями на фоне бархата, каменьев и шелка, так я хотел бы обратиться в куст рябины или хотя бы стать как можно более неприметным. Но, увы мне, я не мог обратиться в куст или стать невидимым. Они весело переговаривались, а я стыдился, что после многолетнего молчания и пару слов связать не могу. Тоже мне, князь, называется - глаза в кучку, да язык заплетается. Потому всю дорогу я сторонился их, старался свести на нет все разговоры, часто старался уходить в дозор, там хотя бы все знакомо.

Так и сейчас я стоял в дозоре и изредка поглядывал на своих спутников. Дозор нужен был. Начали появляться стаи особенно крупных волков, они кружили вокруг нашего лагеря, но близко подойти не смели. А еще, что мне очень не нравилось, не было слышно ни единой птицы. Глухая тишина накрыла лес, ни шороха, только изредка то здесь, то там разорвет эту тишину протяжный волчий вой.

Подошел Фелагунд, протянул лембас с сыром.

- Государь, у меня еще осталось, - я показал ему половинку своей лепешки.

- Берен, - Фелагунд чуть укоризненно улыбнулся, - я не государь, у меня есть имя.

- Хорошо, Ном.. – я запнулся, называть Короля по имени было все еще не привычно. – Но хлеб у меня все еще есть. Да и вообще, я мало ем. Мне хватает..

Тот покивал таким видом, что, конечно же, очень верит моим заявлениям про "мало ем" и "хватает", сунул мне в руки лепешку и сыр и отошел к остальным. Я стоял и пытался понять, что мне с этим всем добром теперь делать. Отвергать угощение, тем более угощение Короля, невежливо, выбрасывать в кусты еще хуже, а стоять и жевать.. Знаешь, Соловушка, я ведь есть при них тоже стеснялся. Смеешься.. Нет, до трапезы под одеялом, чтобы никто не заметил, я не успел опуститься, но от этого легче не было. Спас меня голос.

- А ты спрячь в карман.

Я обернулся и встретился взглядом с озорными и смеющимися глазами Аннаэля. Все произошедшее он видел и все про меня понял. Да и Король все понял, потому и отошел побыстрее. Совет оказался очень кстати, он был подобен веревке для утопающего. Потому я быстренько завернул все в тряпицы, распихал по карманам и довольный – проблема решена! – вернулся к дозору.

***
А стаи волков стали попадаться нам все чаще, когда как остальные звери – все реже. Однажды встретились с орочьим патрулем в дюжину морд. Если был один патруль, то за ним, скорее всего последует второй патруль. Кто-то подал идею переодеться в одежды поверженный орков. К моему удивлению, эту идею встретили как-то неохотно даже. За время скитаний я часто переодевался, чтобы издали меня нельзя было отличить от врагов, потому такой ход казался наиболее разумным и я не понимал, почему они так потрясены предстоящим. Понимание пришло, когда эльфы начали стаскивать верхние одежды и с видимым отвращением облачаться в орочьи обноски, которые им, казалось, хотелось отшвырнуть подальше. Теперь мне и самому хотелось отобрать у них эту гадость, столько было несоответствия и дисгармонии в этом. Но это все были эмоции, а разум говорил, что надо, что по другому никак нельзя. Схожие мысли были и у всех остальных, потому скоро в круг стояло двенадцать.. эльфов переодетых в орков. Они даже сейчас - под жесткими тряпками, вонючими шкурами, в уродливых черных доспехах - оставались дивным светящимся народом.

И тогда Государь начал плести заклинание. Я почувствовал, как мир вокруг меня вздрогнул, расслоился на кусочки, а когда собрался снова, то я увидел себя в окружении орков. Сначала я испугался и дернулся было к оружию: привычка - вторая натура, но увидел свои руки.. Нет, теперь это скорее лапы, с кривыми когтями и темной грубой кожей, то понял, что произошло. Тогда я посмотрел на остальных орков, вспоминая кто где стоял и пытаясь теперь вспомнить кто есть кто. Впрочем, что-то в этих орках было не то немного..

Тут раздался низкий рык. Здоровый безобразный орк, стоявший на месте Государя – а точнее это и был Государь - просил меня проверить, все ли у них правильно. Я снова посмотрел на своих спутников и вдруг понял. Орки никогда не держат спину прямо. Они и бегают и ходят, скрючившись и вытянув голову чуть вперед. Я сообщил об этом Фелагунду и пошел показывать, как правильно стоять. Ближайший орк от меня шарахнулся и попытался отбежать. Я не мог вспомнить, кто именно был передо мной. Но, видимо, он тоже еще не привык к такому моему виду. Я в буквальном смысле нарычал на него и показал, как надо стоять. Аналогичное было проделано с остальными.

После мы закопали наши вещи, провизию и оружие взяли с собой.

***
Очередной патруль орков заметили мы издали. Они не желали нас пропускать, кричали, требовать от нас назвать, кто мы и откуда. Я, по опыту зная, что если начнется орочий балаган и разборки с перепалками, и если обе группы примерно равны по силе, то это может продолжаться бесконечно долго, а время нам сейчас позарез нужно, заорал на них. Рычал, угрожал Повелителем и его наказаниями, тыкал им личным знакомством с Больдогом, снова угрожал Повелителем, хватался за нож, сыпал ругательствами и предрекал, что еще поговорю с ними, когда Повелитель сдерет с них шкуру за неповиновение. Остальные мои спутники, судя по всему, занимались примерно тем же. Так что ор, крики и ругань стояли такие, как при настоящих орочьих перепалках. Потом к нашим противникам подтянулось подкрепление и нам пришлось последовать за ними. По дороге, я не переставал громко возмущаться и наезжать на рыжего орка, одного из предводителей отряда, скорее всего.

Нас провели в тронный зал, где как будто уже ждал гостей Саурон. Он поднялся с трона и потребовал, чтобы мы назвались. Фелагунд выступил вперед.

- Мы Дунгалеф и Нереб, Повелитель, и наш командир Больдог.

- И откуда вы такие, орки.. Больдога? – Саурон усмехнулся.

- У реки нас атаковал отряд ушастых. Мы еле отбились, Повелитель.

- Атаковал? Почему тогда я не вижу раненных?

Я выступил вперед.

- Все раненные были смертельно раненные, Повелитель.

Фелагунд добавил:

- Долго было тащить, Повелитель. Пришлось зарезать.

- И у какой же реки вас так умело атаковали эльфы? – Саурон почти смеялся.

Повисла нехорошая пауза, и я, чтобы закрыть ее, прорычал, почти выкрикнул.

- У мокрой!

Сзади из отряда откликнулись.

- У мокрой реки. Мерзкая вода. Мерзкая.

Орк стоявший у трона посмотрел на Саурона, покачал головой и рыкнул.

- Дурак.

- Дурак, верно, – подтвердил Саурон, потом сделал шаг навстречу. – Что-то мне не верится в таких орков, шастающих где попало и без потерь возвращающиеся после стычек с эльфами. Что же, посмотрим..

Он простер вперед руку и мир вокруг меня лопнул, распался на тысячи острых осколков, под которыми обнаружился кромешный мрак, полная пустота, залитая отчаяньем, страхом и ощущением неизбежной гибели. И почти сразу как будто чья-то цепкая, холодная рука резко сжала мое сердце. Я понял, что умираю.

И только перед самым концом, когда тьма уже почти забирала меня, мне показалось, что этот бесконечный мрак отступает перед ослепительно белым светом..

***
Когда я снова осознал себя, то сперва подумал, что уже умер и удивился, что это настолько отличается от того, как это описывается. Ну да, Соловушка, это я теперь знаю, каково это пройти через Залы Мандоса, а тогда откуда знать, как оно на самом деле? Тем более тела я своего не чувствовал. Потом я вдруг понял, что тело все-таки есть и что лежу я с закрытыми глазами. Придя к этому заключению, я открыл глаза и понял, что лучше бы держал их закрытыми. Перед самым моим лицом находились руки. Руки скованные тяжелыми уродливыми кандалами. Руки в крови и ссадинах. Руки моего Короля. Знаешь, это было настолько сильное потрясение, что уже жалел, что не умер. Впрочем, нет, желать смерти сейчас, это было слабостью и предательством по отношению к другим. Я смотрел на эти руки и не мог отвести от них взгляда. Тонкие руки музыканта и художника, которым скорее пристало держать кисть или резцом оживлять прекрасным рисунком дерево или камень, чем быть стиснутыми проклятым металлом. Кисти как будто светились мягким светом, а оковы были сотканы из мрака, стремящегося этот свет погубить, заглушить. Граница же между светом и тьмой – между его руками и кандалами – словно пылала.. А потом я потерял сознание.

Когда я очнулся, то странное видение света и тьмы уже пропало. В камере тихо переговаривались. Я попытался подняться, но у меня это не сразу получилось – тело онемело, а руки были скованны за спиной, так что облокотиться на них не было никакой возможности. Я повернулся на бок и осмотрелся.

Подвал. У дальней стены связанные эльфы, прямо передо мной сидит Эдрахиль. За спиной у меня сидит, прислонившись спиной к стене, Фелагунд. Я пересчитал эльфов. Не все.. Кого-то уже убили? Или посадили еще куда-то? Ну хотя бы с теми, кого я видел сейчас, вроде все было хорошо. Насколько может быть хорошо в нашем положении.

Эдрахиль увидел, что я пришел в себя и помог мне сесть. Пока я пытался устроиться так, чтобы не мешали скованные сзади руки, рядом раздался звонкий смех Государя.

- Смотрите, они оторвали рукава на безделушки! – он показывал руки, давая всем увидеть, что от расшитых каменьями рукавов остались только воспоминания.

Знаешь, Соловушка, он смеялся, как смеются беззаботные дети летним днем во время своих игр. Этот смех проник в темный сырой подвал подобно лучику света, подобно журчанию ручья или апрельской капели, предвещающей наступление весны. И мне стало страшно, от такого несоответствия. Возможно, можно воевать и случается убивать. Воюют орки, воюют люди. Я слышал, что у перворожденных между собой не все так гладко, да и на совете убедился в этом. Но разборки между ними – это другое. А вот когда начинается такое. Раньше, когда я пришел в Менегрот, мне очень больно было видеть всех этих праздных эльфов, которые только и знают, что веселиться, пока я в одиночку который год бегал за орками. Но знаешь, Соловушка.. Теперь я понял, я убедился, что был не прав. Пусть они лучше танцуют и поют песни в своих светлых королевствах, празднуют, рассказывают сказки, украшают мир, чем вот так в холоде и сырости, гнить, закованными в цепи, как в этом подвале, или в подмерзающей осенней грязи тонуть с пробитой вражеской стрелой грудью, как в Топях. Лучше пусть танцуют, а если повоевать, то и люди могут не хуже. Нам и так жить – мгновение, так на год или пять раньше или позже умрем – никто и не заметит разницы.

Я прислонился к стене и попытался вывернуть руки из-за спины вперед. Спустя некоторое количество неудачных попыток, что-то в плечах у меня хрустнуло и удалось протащить руки вперед.

- Они и это не нашли! – Фелагунд вытащил из сапога нож и снова тихо рассмеялся, но тут же его скрутило новым приступом кашля так, что он чуть ли не повалился на пол. По подбородку потекла новая струйка крови. Я подполз к нему, приподнял, поставил свои ноги так, чтобы ему удобно было об меня облокотиться и начал гладить по волосам, утешать, как ребенка. И не знаю, кого я этим больше утешал, его или самого себя.

Ножик тем временем припрятали под солому и подстилки, а чуть позже, когда тюремщики отошли подальше, Аннаэль вытащил нож и начал перерезать свои путы. Связан он был веревкой. А потом накинул петлю на руки, будто ничего не случилось, и передал нож дальше. Потом нож снова припрятали. Мимо снова прогремели тюремщики.

Так как мы с Аннаэлем были наиболее здоровые из отряда, то решили, что на следующий конвой, который придет, если их не будет больше двух, мы нападем. У него – нож Фелагунда, а у меня тяжелая цепь, которой тоже можно много чего полезного сделать.

Послышались шаги, заскрипела дверь, мы с Аннаэлем переглянулись – сейчас! Орки втащили в камеру одного из отряда –вроде жениха, и было их всего только двое и не шибко вооруженных, но только кинули его как раз на то место, где у нас был припрятан нож! Тюремщики ушли и я предложил Аннаэлю спрятать нож пока мне в рукав, а когда придет время, ему просто быстро протянуть руку и достать нож. Мы обсуждали этот план когда дверь снова заскрипела и вошли орки. Одного из них я узнал, это был рыжий предводитель встретившего нас отряда. Тот тоже меня заметил, узнал и довольно оскалился.

- Человека – сюда!

Когда меня вытащили за дверь, он склонился ко мне и усмехнулся.

- Ну вот сейчас ты, как ты и обещал, и пообщаешься со мной со содранной шкурой.

- Жду, не дождусь, - оскалился я в ответ.




Часть 2