Встретимся по ту сторону радуги!
Невероятно, но факт! Правда, часть короче обычного, но по кусочкам, надеюсь, додам..)
Про ошибки, как обычно - на ушко)
Часть 4
читать дальше
..Не успеваю отследить, когда твой камень, Соловушка, срывается с цепочки и летит вниз чистой небесной каплей.
..Пытаюсь его поймать, задержать, но он проскальзывает сквозь пальцы и летит дальше и дальше.
..Спустя мгновение – или вечность – вижу, как где-то далеко внизу, во мраке бездны он рассыпается снопом сверкающих искр и что-то в мире лопается, раскалывается, темнота становится почти физически ощутимой, она сдавливает грудь, не давая вздохнуть.
..Еще немного и эта темнота расплющит, задавит, подомнет под себя..
читать дальше***
Я вздрогнул и проснулся за несколько мгновений до того, как послышались шаги тюремщиков.
Я все так же лежал с прикрытыми глазами на подстилке из соломы, пытаясь по звукам в коридоре понять, что там происходит. Время еды еще не настало, иначе желудок уже начал бы требовать еду. Невероятно быстро подстраивается желудок, точно оповещая, когда орки снва принесут в корыте это подобие похлебки. Подстраивается слух, вылавливая из тишины редкие звуки: не за тобой ли идут в этот раз?
К животному привыкаешь быстрее, быстрее дичаешь, быстрее усваиваешь правила выживания, а вот обратно становится человеком сложнее. После Нан Дунгортеб я только благодаря тебе, Соловушка, и стал снова человеком из загнанного затравленного зверя, который уже начал терять способность говорить. Скоро ли я здесь превращусь в животное, время покажет. Последнюю неделю мы с эльфом обменялись лишь парой реплик, после произошедшего с ним он молчит, а эльфийку так и не привели.
Шаги тем временем остановились напротив нашей двери, из щели стал пробиваться желтоватый свет факела. Некоторое время они, лязгая ключами, возились над замком. За мной ли в этот раз?
Резко распахнулся дверной проем, впуская в камеру поток света, который резанул по глазам – вот и зрение привыкло к темноте, что его и хилый факел слепит. Я сощурился, чтобы увидеть, как выводят из камеры эльфа. Меня поразила его покорность: его даже не тащили или несли, он шел сам. Откуда такое безразличие к происходящему с собой? Откуда такая покорность смерти или еще худшему?
Дверь снова захлопнулась, возвращая спокойную темноту. Я остался один. Теперь уже надолго.
Через некоторое время стал проступать в памяти кошмар, разбился свет, разбилась надежда, разбилась нить связывающая меня с миром. Что теперь?
В одиночестве уже невозможно было укрыться от собственных мыслей, они вставали за спиной угрожающими тенями и шептали, шептали, шептали. Я почти слышал их. А нашептывали они то, что я гнал от себя, прятал за несколькими замками памяти, они вскрывали воспаленную рану, чтобы хлынула вовне вся скопившая там скверна. И она хлынула.
Беззвучным криком. Вспыхнувшей агонией. Волной внутренней боли, которая только и ждала этого мгновения, чтобы теперь накрыть с головой и задавить, поглотить и не оставить ничего, кроме себя.
"Где же вы, те, кого я погубил, кого сам привел к пытке и смерти? Живы ли?
Или уже ушли в свой Дивный Край..
Почему – вам все это? Почему вы, за меня страдаете?"
Потому что ты возгордился и возжелал невозможного.
Невозможна ли любовь?
А возможна ли за такую плату?
Это не рок, это - ты привел своих спутников сюда.
Это ты обрек их на страдания, о которых даже помыслить страшно.
Это ты обрек и Ее на вечные душевные муки.
Этого ты хотел?
..Видишь, тебе даже возразить нечего.. А они умирают под руками палачей.
Я скорчился у стены и закусил руку. Язык ощутил солоноватый привкус крови.
"Не они должны были. Это мне сейчас надлежит извиваться на дыбе, за каждого, кого я привет сюда.."
Легко заглушить душевную боль и речи совести физическими страданиями. А заслужил ли ты этого избавления?
Что-то в мыслях выстроилось, сложилось и..
"Не заслужил, и не заслужу никогда. За всех за них я выпью до конца эту чашу. За освобождение их."
читать дальше***
Легко принять муки или смерть, если тебе о них известно. Но много сложнее принять и вынести неизвестное.
Как-то к моему отцу привели человека, воровавшего в селе зерно и продававшего его племенам с востока. Люди грозили вору самыми страшными карами и требовали от князя суда над ним.
Но отец мой, Барахир, после того как выслушал всех, не предал преступника ни четвертованию, которое требовали люди княжества, ни даже просто не казнил его. Человека заперли в темнице, ожидать решения суда.
Селяне негодовали:
- Как же так, Князь, не милуй его, а если не желаешь чернить свое имя расправой над таким отродьем, отдай его нам, мы сами его осудим и предадим смерти за его злодеяния.
Но отец только молчал и не выдавал им виновного. Я, тогда еще мальчишка, дивился его поступку, считая, что он непомерно добр к осужденному. Через месяц я спросил его, почему же он дарит этому вору еще время жизни, которое он не заслужил, ведь обрек на гибель в холодную зиму стариков, больных и детей и своего села.
Но Барахир вместо ответа повел меня с собой к темнице и приподнял, чтобы я смог заглянуть внутрь. Преступник спал, но отнюдь не спокойным сном. Он метался на на каменном полу, стонал и вскрикивал. Потом вот проснулся и начал ходить по своей камере, вздрагивая от каждого шороха. Дыхание у него было неровное, он трясся. Я понял, что он сильно страдает. Тогда, в руках у разгневанных селян он выглядел гордым и надменным, и только ухмылялся на все обвинения в свой адрес, но сейчас это был совсем другой человек.
Наутро отец приказал вывести преступника.
Я дивился: тот осыпал моего отца самыми страшными проклятиями, вместо благодарности за сохраненную жизнь. Тогда я не смог понять, что отнюдь не доброта вынудила отца так поступить. Тогда я вообще не понял, почему этот человек так страдал.
Сейчас в темном сыром подвале мне вспомнился этот преступник, и я только усмехнулся своим воспоминаниям, теперь я – тот человек. Эти воспоминания как-то разом помогли унять мечущееся сознание. Все встало на свои места. Я пью эту чашу, и выпью ее до конца.
читать дальше***
Долгое время меня не было, а потом я словно очнулся.
Сколько прошло времени? Не знаю. Я очень долгое время находится в каком-то бреду, возможно, даже тронулся рассудком.
Самое печальное, что за все это время я не делал никаких зарубок. В самом начале я кандалами царапал по камню засечки, считая дни, иногда сбивался со счета или забывал, но до этого провала делал это более или менее регулярно.
Если судить по зарубкам, то нахожусь я здесь уже чуть более двух месяцев, хотя кажется, что прошло уже много лет. Или так и есть, а все, что было – это просто плод воспаленного сознания. Что все, что было – это лишь сон, и спасение в Топях, и десять лет борьбы, и Король и.. Соловушка.
Нет, она не может быть лишь фантазией, это место норовит перевернуть и извратить все мои мысли. Я уже не помню, как выглядит зеленая трава на горных заливных лугах, не помню просторы Дортониона и высокие свечи сосен, алеющие под заходящим солнцем. Я не могу вспомнить лиц, забываю голоса..
Долго ли пройдет, как забуду самого себя? А может хорошо, тупое беспамятство благословенно спокойствием совести и души..
Нет, я не имею права это забывать! Если я утрачу хоть частичку себя, то я сдамся, дам сломать и переписать себя заново. И я вспоминал. Деталь за деталью, год за годом. Я восстанавливал в памяти лицо отца и матери, у нее около уха была, помню, небольшая родинка. Я вспомнил, что на парадной лестнице было двенадцать ступеней. Я восстанавливал события, собирая их как мозаику из разбитых осколков, вокруг единственной части, которая была наиболее цела, которую сохранил, хотя все остальное почти рассыпалось пылью.
Как и в самом начале, я заставлял себя двигаться. Но так как сейчас я просто падал от слабости и тело повиновалось мне с трудом, значит во время когда, сознание мое помутилось, я скорее всего не двигался. Меня напугало то, что я все-таки потерял рассудок, перестал быть человеком, а некоторое время просто существовал как зверь. Или нет, звери – помнят и осознают. А я скорее напоминал овощ. Значит - сломали, значит не шибко ты силен оказался, князь. Нет, пока не сломали, пока я дышу, я больше не дам сделать из себя полоумное растение.
И я изо дня в день начал тренироваться. Сначала понемногу вставал и ходил, сперва ходил, держась за стену, потом просто и, когда в движения вернулась уверенность, начал даже бегать по кругу и делать какие-то упражнения. Правда, часто приходилось прерывать эти занятия из-за тюремщиков ходивших мимо. Появилась цель, появилось занятие: каждый день пытаться побить вчерашние достижения. По своей камере я проходил много миль, иногда шагом, иногда бегом, останавливаясь и кидаясь обратно к соломе, только если заходили тюремщики: незачем им знать, что овощ уже не овощ. Так прошел еще месяц.
Я как раз шел третью милю, когда начали лязгать в замке ключи. Удивленно остановился: время еды еще не наступило, что случилось? Обо мне вспомнили.
Про ошибки, как обычно - на ушко)
Часть 4
И если я в тюрьме был раньше
И там терзался без конца,
Так потому лишь, что, безвестный,
Не знал я, кто я; а теперь
Я знаю, кто я, знаю, знаю:
Я человек и полузверь.
(Педро Кальдерон де ла Барка. Жизнь есть сон)
И там терзался без конца,
Так потому лишь, что, безвестный,
Не знал я, кто я; а теперь
Я знаю, кто я, знаю, знаю:
Я человек и полузверь.
(Педро Кальдерон де ла Барка. Жизнь есть сон)
читать дальше
..Не успеваю отследить, когда твой камень, Соловушка, срывается с цепочки и летит вниз чистой небесной каплей.
..Пытаюсь его поймать, задержать, но он проскальзывает сквозь пальцы и летит дальше и дальше.
..Спустя мгновение – или вечность – вижу, как где-то далеко внизу, во мраке бездны он рассыпается снопом сверкающих искр и что-то в мире лопается, раскалывается, темнота становится почти физически ощутимой, она сдавливает грудь, не давая вздохнуть.
..Еще немного и эта темнота расплющит, задавит, подомнет под себя..
читать дальше***
Я вздрогнул и проснулся за несколько мгновений до того, как послышались шаги тюремщиков.
Я все так же лежал с прикрытыми глазами на подстилке из соломы, пытаясь по звукам в коридоре понять, что там происходит. Время еды еще не настало, иначе желудок уже начал бы требовать еду. Невероятно быстро подстраивается желудок, точно оповещая, когда орки снва принесут в корыте это подобие похлебки. Подстраивается слух, вылавливая из тишины редкие звуки: не за тобой ли идут в этот раз?
К животному привыкаешь быстрее, быстрее дичаешь, быстрее усваиваешь правила выживания, а вот обратно становится человеком сложнее. После Нан Дунгортеб я только благодаря тебе, Соловушка, и стал снова человеком из загнанного затравленного зверя, который уже начал терять способность говорить. Скоро ли я здесь превращусь в животное, время покажет. Последнюю неделю мы с эльфом обменялись лишь парой реплик, после произошедшего с ним он молчит, а эльфийку так и не привели.
Шаги тем временем остановились напротив нашей двери, из щели стал пробиваться желтоватый свет факела. Некоторое время они, лязгая ключами, возились над замком. За мной ли в этот раз?
Резко распахнулся дверной проем, впуская в камеру поток света, который резанул по глазам – вот и зрение привыкло к темноте, что его и хилый факел слепит. Я сощурился, чтобы увидеть, как выводят из камеры эльфа. Меня поразила его покорность: его даже не тащили или несли, он шел сам. Откуда такое безразличие к происходящему с собой? Откуда такая покорность смерти или еще худшему?
Дверь снова захлопнулась, возвращая спокойную темноту. Я остался один. Теперь уже надолго.
Через некоторое время стал проступать в памяти кошмар, разбился свет, разбилась надежда, разбилась нить связывающая меня с миром. Что теперь?
В одиночестве уже невозможно было укрыться от собственных мыслей, они вставали за спиной угрожающими тенями и шептали, шептали, шептали. Я почти слышал их. А нашептывали они то, что я гнал от себя, прятал за несколькими замками памяти, они вскрывали воспаленную рану, чтобы хлынула вовне вся скопившая там скверна. И она хлынула.
Беззвучным криком. Вспыхнувшей агонией. Волной внутренней боли, которая только и ждала этого мгновения, чтобы теперь накрыть с головой и задавить, поглотить и не оставить ничего, кроме себя.
"Где же вы, те, кого я погубил, кого сам привел к пытке и смерти? Живы ли?
Или уже ушли в свой Дивный Край..
Почему – вам все это? Почему вы, за меня страдаете?"
Потому что ты возгордился и возжелал невозможного.
Невозможна ли любовь?
А возможна ли за такую плату?
Это не рок, это - ты привел своих спутников сюда.
Это ты обрек их на страдания, о которых даже помыслить страшно.
Это ты обрек и Ее на вечные душевные муки.
Этого ты хотел?
..Видишь, тебе даже возразить нечего.. А они умирают под руками палачей.
Я скорчился у стены и закусил руку. Язык ощутил солоноватый привкус крови.
"Не они должны были. Это мне сейчас надлежит извиваться на дыбе, за каждого, кого я привет сюда.."
Легко заглушить душевную боль и речи совести физическими страданиями. А заслужил ли ты этого избавления?
Что-то в мыслях выстроилось, сложилось и..
"Не заслужил, и не заслужу никогда. За всех за них я выпью до конца эту чашу. За освобождение их."
читать дальше***
Легко принять муки или смерть, если тебе о них известно. Но много сложнее принять и вынести неизвестное.
Как-то к моему отцу привели человека, воровавшего в селе зерно и продававшего его племенам с востока. Люди грозили вору самыми страшными карами и требовали от князя суда над ним.
Но отец мой, Барахир, после того как выслушал всех, не предал преступника ни четвертованию, которое требовали люди княжества, ни даже просто не казнил его. Человека заперли в темнице, ожидать решения суда.
Селяне негодовали:
- Как же так, Князь, не милуй его, а если не желаешь чернить свое имя расправой над таким отродьем, отдай его нам, мы сами его осудим и предадим смерти за его злодеяния.
Но отец только молчал и не выдавал им виновного. Я, тогда еще мальчишка, дивился его поступку, считая, что он непомерно добр к осужденному. Через месяц я спросил его, почему же он дарит этому вору еще время жизни, которое он не заслужил, ведь обрек на гибель в холодную зиму стариков, больных и детей и своего села.
Но Барахир вместо ответа повел меня с собой к темнице и приподнял, чтобы я смог заглянуть внутрь. Преступник спал, но отнюдь не спокойным сном. Он метался на на каменном полу, стонал и вскрикивал. Потом вот проснулся и начал ходить по своей камере, вздрагивая от каждого шороха. Дыхание у него было неровное, он трясся. Я понял, что он сильно страдает. Тогда, в руках у разгневанных селян он выглядел гордым и надменным, и только ухмылялся на все обвинения в свой адрес, но сейчас это был совсем другой человек.
Наутро отец приказал вывести преступника.
Я дивился: тот осыпал моего отца самыми страшными проклятиями, вместо благодарности за сохраненную жизнь. Тогда я не смог понять, что отнюдь не доброта вынудила отца так поступить. Тогда я вообще не понял, почему этот человек так страдал.
Сейчас в темном сыром подвале мне вспомнился этот преступник, и я только усмехнулся своим воспоминаниям, теперь я – тот человек. Эти воспоминания как-то разом помогли унять мечущееся сознание. Все встало на свои места. Я пью эту чашу, и выпью ее до конца.
читать дальше***
Долгое время меня не было, а потом я словно очнулся.
Сколько прошло времени? Не знаю. Я очень долгое время находится в каком-то бреду, возможно, даже тронулся рассудком.
Самое печальное, что за все это время я не делал никаких зарубок. В самом начале я кандалами царапал по камню засечки, считая дни, иногда сбивался со счета или забывал, но до этого провала делал это более или менее регулярно.
Если судить по зарубкам, то нахожусь я здесь уже чуть более двух месяцев, хотя кажется, что прошло уже много лет. Или так и есть, а все, что было – это просто плод воспаленного сознания. Что все, что было – это лишь сон, и спасение в Топях, и десять лет борьбы, и Король и.. Соловушка.
Нет, она не может быть лишь фантазией, это место норовит перевернуть и извратить все мои мысли. Я уже не помню, как выглядит зеленая трава на горных заливных лугах, не помню просторы Дортониона и высокие свечи сосен, алеющие под заходящим солнцем. Я не могу вспомнить лиц, забываю голоса..
Долго ли пройдет, как забуду самого себя? А может хорошо, тупое беспамятство благословенно спокойствием совести и души..
Нет, я не имею права это забывать! Если я утрачу хоть частичку себя, то я сдамся, дам сломать и переписать себя заново. И я вспоминал. Деталь за деталью, год за годом. Я восстанавливал в памяти лицо отца и матери, у нее около уха была, помню, небольшая родинка. Я вспомнил, что на парадной лестнице было двенадцать ступеней. Я восстанавливал события, собирая их как мозаику из разбитых осколков, вокруг единственной части, которая была наиболее цела, которую сохранил, хотя все остальное почти рассыпалось пылью.
Как и в самом начале, я заставлял себя двигаться. Но так как сейчас я просто падал от слабости и тело повиновалось мне с трудом, значит во время когда, сознание мое помутилось, я скорее всего не двигался. Меня напугало то, что я все-таки потерял рассудок, перестал быть человеком, а некоторое время просто существовал как зверь. Или нет, звери – помнят и осознают. А я скорее напоминал овощ. Значит - сломали, значит не шибко ты силен оказался, князь. Нет, пока не сломали, пока я дышу, я больше не дам сделать из себя полоумное растение.
И я изо дня в день начал тренироваться. Сначала понемногу вставал и ходил, сперва ходил, держась за стену, потом просто и, когда в движения вернулась уверенность, начал даже бегать по кругу и делать какие-то упражнения. Правда, часто приходилось прерывать эти занятия из-за тюремщиков ходивших мимо. Появилась цель, появилось занятие: каждый день пытаться побить вчерашние достижения. По своей камере я проходил много миль, иногда шагом, иногда бегом, останавливаясь и кидаясь обратно к соломе, только если заходили тюремщики: незачем им знать, что овощ уже не овощ. Так прошел еще месяц.
Я как раз шел третью милю, когда начали лязгать в замке ключи. Удивленно остановился: время еды еще не наступило, что случилось? Обо мне вспомнили.
..продолжение воспоследует.